 |
→ |
ПЕРИОДИЧЕСКАЯ СИСТЕМА | ©
Василина Орлова
Мой друг Артур Бессонов, если только мне позволено будет называть его
другом, скончался нынче вечером, двадцать пятого октября в своей квартире
на Огородном проезде, неподалеку от тумбочки с телефоном, диск которого
его рука в самый последний момент еще пыталась вращать. Никто не усомнится,
что происшествие было несчастным случаем, в результате которого Артур
Бессонов погиб - случайно он принял слишком большую дозу снотворного:
видно, засыпая, он уже чувствовал неладное, понял, что приближающийся
сон несет с собой непроглядный мрак вечной ночи, как выражались романисты
середины позапрошлого века.
Удивительно, что никто с тех пор не мог выдумать более полной метафоры,
ведь что несет смерть, кроме вечной черноты и пустоты, в которых отныне
не будет уже ни единого просвета.
Незадолго до смерти Артур прислал мне эсэмэску на сотовый - она гласила,
эта записка, подобие бумажных скомканных записочек, которые непременно
нужно было передавать в материальном мире, и которые были всегда сопряжены
с волнительным риском разоблачения, это электронное, идущее от одного
сотового к другому послание гласило: "Никто не знает, что произойдет
завтра. Все мы бренны. - Артур любил банальности. - Поэтому если что,
ты можешь смело распоряжаться моим архивом в компьютере на Огородном".
Артур жил в маленькой квартиренке с матерью, инвалидом второй группы.
Убежище было насквозь просвечено всеми звуками, которые раздавались в
многоэтажном доме на протяжении дня: звонки телефонов, шаги, смех, плач,
голоса, скрипы кровати. Когда я бывал у него, у меня создавалось впечатление,
что он живет в голом доме, то есть в прозрачной раковине, причудливо свитой
таким образом, чтобы звук, раздавшийся в одном ее конце, непременно пришел
в точку схода, которой была квартирка Артура. Тело моллюска, который свил
эту раковину, гнило неподалеку. Мне чудился едва витающий запах испарений
моря.
У меня был ключ от его конуры. Трудно сказать, зачем он вручил мне его
- я уже сказал, что он вел уединенный образ жизни, и не любил посетителей.
Возможно, дело было в его чрезвычайной болезненной мнительности. Он всегда
носил с собой мыло и долго тер им руки в туалетах после рукопожатий, не
мог помочиться в общественной уборной без напряженного аутотренинга и
тщательно протирал всю одежду спиртовым раствором после того, как ему
случалось поехать куда-нибудь в общественном транспорте. Он панически
боялся людей - тех вирусов, которые они носят в своих телах, тех частиц
умершей кожи и посеченных волос, которыми они опыляют вас при встречах,
капелек пота и слюны, долетающих до ваших губ, когда вы здороваетесь.
Но больше того Артур боялся умереть, и что за ним не придут.
Отдав мне ключ, он будто слегка поуспокоился. Это было два года назад,
и эти два года я носил короткий металлический отрезок в кожаном футляре
с остальными ключами. Ничего примечательного, желтоватый рифленый кусок
и блестящее кольцо: им так мало пользовались, что он не успел потускнеть.
Компьютер Артура представлял собой груду железа, видимо бесполезного -
но когда хозяин нажимал на болтающуюся на проводках кнопку, он оживал,
хоть и со скрипом и сипом, и гудел, словно двигатель реактивного самолета.
Экран подслеповато помаргивал.
Артур любил возиться с буквами, буквы составляли содержание его жизни.
Теперь, когда он мертв, а "железяка" в моем полном распоряжении,
отданная мне по завещанию, нотариально заверенному и вступившему в законную
силу по решению суда, я так же, как и Артур когда-то, нажимаю заветную
кнопку, и в махине зажигается зеленоватым светом мелкая лампочка.
Файлы Артура, которые мне удалось обнаружить (некоторые из них не открылись
из-за повреждения диска), хронологически выстраиваются в таком порядке:
а) проект газетной статьи с анализом фобий современного человека, как
они проявляются в киноиндустрии;
б) одно стихотворение в четырех различных редакциях, основная мысль первых
трех - одиночество, четвертой - одиночество с надеждой на встречу с самим
собой;
в) любовная записка к Елене Н., мы учились с ней вместе в школе, и я также
некоторое время был влюблен в нее;
г) перепечатанный с пометками в квадратных скобках рассказ Анри Куменеса
"Среди рябин";
д) письмо в районную управу с просьбой унять шумных соседей, которые перезваниваются
с десятого на первый этаж, используя раскрытый им, Артуром, шифр, с намерением
лишить его жизни особым звуком, который не способно воспринять человеческое
ухо без того, чтобы не разорвало мозг.
И так далее. Приходится признать, что друг мой был немного безумен. В
своем добровольном заточении он подверг себя опасности сойти с ума оттого,
что отовсюду круглые сутки слышал лишенные всякого внутреннего единства
и логики звуки - естественно, он наделил их тем, чего им и не доставало,
системностью, и принял их за целые послания, которые поддаются дешифровке
и пониманию. Не удивлюсь, если окажется, что он разговаривал с богом,
выстукивая спотыкающийся ритм по батарее.
К несчастью, сколько я ни копался, я не нашел того единственного файла,
которого искал. Кажется, Артур не оставил в свих записях ни намека на
тот труд, о котором раза два обмолвился мне - он задумал свести в одну
таблицу все оттенки чувств человека, классифицируя их по тому же принципу,
какого держится таблица Менделеева: для каждого чувства свое место, в
соответствии с валентностью и еще с десятком характеристик, по которым
мы безошибочно различаем ненависть и любовь. В отчаянии Артур делился
со мной теми трудностями, которые вызывала у него эта работа: он жаловался,
что любовь ускользает от него и часто слишком похожа на зависть, на жалость,
и что ему никак не удается определить, по каким критериям отделить тоску
от печали, где грань между счастьем, радостью и блаженством и как надежно
и прочно их различить. Я говорил ему, что химические элементы ничуть не
более постоянны, чем чувства, если смотреть на них с надмирных позиций,
и что вольфрам и молибден точно так же состоят в конечном счете из атомов,
как и сера, и водород.
Уже тогда я понимал, что Артуру вряд ли удастся его затея, едва ли даже
когда-либо он сможет выжать из нее что-нибудь хотя бы остроумное - не
может не переживший счастья, взаимной любви, блаженства, классифицировать
их, на это не способен человек, которому ведома лишь темная половина спектра.
Но Артур поклялся расщепить чувства, чтобы найти то неделимое в них, что
поддается простому анализу и может быть принято за стойкую единицу.
Теперь мы знаем, что ему это не удалось. Да и странно было бы, если бы
эта фантазия вдруг возымела бы право на существование в реальности.
Но если бы это было так... Тогда и эликсир любви, и пилюли ненависти,
и вещество радости, и плоть печали стали бы нам известны.
|
1
2
↑
3
↓
4 |
