Архивная версия / archive version:

Проект «ШтоРаМаг» переехал на сайт www.cih.ru
This project was moved to the www.cih.ru

данная версия не обновляется и может быть недоступной через некоторое время

^{см. также: Корпус | ШтоРаМаг | Арх. Журнал | Новости | Строительство}

Вы можете найти необходимую информацию на сайте cih.ru / You can find the necessary information on the cih.ru website:

Конец девяностых был невыносим. Я верило, что двухтысячный год – это все, стоп-кадр, конец цивилизации и Страшный суд. Все говорило за то. Потому что все - начиная с выхода на улицу и заканчивая возвращением домой – все это был один ад.

Нет, когда в девяносто седьмом я перешло работать в ревизорскую службу, еще ничего было. Потом как-то развилось. И в память вошло именно потом что было.

После работы на телефонке – ревизорша – это кайф. Во-первых, здесь ни к кому я не было привязано, работало почти по собственному графику. Выбор имело, во всяком случае. Было у меня два напарника – Костя Махович и Витя, забыло фамилию. Хорошие, славные ребята. Летом, правда, все неудобство у нас случалось. Они до Оки ревизорили и шли купаться и загорать. Часа на три. И меня звали. А потом ночной электричкой в Москву. Но я-то куда могло пойти? Приходилось обманывать: ребята, так и этак, дома семье надо помогать. Тороплюсь. И всегда так убегало и уезжало. А как купаться-то хотело! И загорать. Стыд и срам не могло только свой обнажить. И еду – тоска за горло берет. Ну какая семья? Ложь. И слезы внутри – кап-кап. А домой дотащусь – и выпускаю. Сижу, заливаю кухонный стол и чаем горе запиваю. Одиночество. Ужас. И еще эта каждодневная дорога.

Выйти из дома, из квартиры – это уже было преддверие ада. Я никогда не мыло туфли с вечера, а, видя перед уходом грязь, приходилось ее счищать. В ванную за мокрой тряпкой, потом чистишь, кряхтишь. Терпеть не могло. С детства не приучено – тоже маман спасибо. Обувь вычистило – дверь надо открыть. Замки, дверь – все старое, побелка сыплется. Захлопнешь – весь в снегу. В штукатурном.

Дальше подъездом - лифтом вниз. Вонь из аида. Вонь несусветная, что правда. Окурки, кости от гриль-куриц, бутылки, шприцы, презервативы. Это называется деньги отдало на домофонный замок. Этажом ниже – алкоголики. Если лифт не работает, приходится мимо их квартиры идти – геенна огненная. Такое там люди другу несут – каменный век: «Пошла за водкой, Светка! – Иди в жопу, прыщ старрый! – Ах, ты м ондавоха, курва, куреха, ступай на панельку! С такой сукой жить, блядь, работяга я – не собираюсь. – Ах, ты сволочь!» И так, если слушать – а я пару раз останавливалось этажом ниже и слушало, - бесконечная ругань. Ругань, а чуть погодя - мордобиение. И будто важные гуси на следующий день выходят Фанаевы во двор – такая фамилия была. Фанаиха, как их звали во дворе, с Фанаихом – выходят стрелять покурить. Настреляют пачку – и обратно, в свою блат-хату. Я их боялось. Они все время ходили, звонили ко мне и днем и ночью: «Дай взаймы… Меня муж выгнал… Пусти, Саша! Жена не пускает!» Я тряслось, но звука не подвало и к двери не подходило по ночам. Часа полтора-два побарабанят, потрезвонят и уйдут. Терпело. Страха было, Господи-Господи, где же выход? А вонь везде – и в лифте. Это собаки, я знаю, собаки гадят. Даже какая именно – этажом выше у Эльвировых. Больная у них какая-то. Сука. Ни с кем ее не спаривают, вот и гадит в лифте. Я даже объявление сочинило и повесило внизу: «Не уважаемый владелец собаки (суки). Гадящей в лифте каждый день! Убедительная просьба, убирайте, мойте за сукой (собакой), то есть за собой в лифтах, так как вы нюхаете свое дерьмо, а ваши Уважаемые соседи ваше. Имейте хоть немного совести!!!» Ну правда, почему я должно терпеть и нюхать чью-то собаку?

Улицей. Дорога от подъезда до остановки – мелководье Леты. Люди – страшно смотреть. Харкают, ноздрю зажмут одну – из другой ветер. Гадят на улице. Почему я должно было все это видеть? И не только я? Гуляют беспризорныши, беременные, а им вываливают эту блевотину. И каждый день. Одно и то же. Раз иду, слышу сзади топот, кто-то ближе и ближе дышит в меня. Идет рядом и трется. Обернулось: маньяк! Глаза красные, язык набекрень, злющая рожа. Я побежало с криком: «Помогите». Маньяк развернулся, а кто на улице был – все по углам от меня. Головы повесили – помогили. Трусливый народ. За своими жопами только глядят. Чужая жизнь – запредельно и нечего туда лезть. Постсоциалистический комплекс. Тогда – все всюду нос совали, теперь – где опасно – все всё высовывают и вид делают, что не видели ничего, не знают. Маразматизм. И то и это. И сейчас время такое, что надо свой кулак иметь или пистолет. Потому что звать на помощь – бесполезняк. Д охлый номер. Звонок в никуда.

Маршруткой. Это относительно н овый вид транспорта – маршрутки. Транспорт, который парализует движение. Доехать вечером домой – невозможно. Автобусы не ходят, а маршрутка приедет одна, и народ, не образуя очередь, лезет, дерется. А как сорок человек могут влезть на тринадцать мест? Толкучка, кому и в лоб достается. Я всегда вставало на удачу. Повезет – в дамках, не повезет – кооперируемся с такими же несчастливцами и берем такси. По тридцатке – и все едут. Но дорого. Дорого и так лихо бывает, что лучше пешком идти. Наши на дорогах - экстрим в реальном времени. Подрезочки, подталкивания, подпихивания, вежливость, учтивость в конфликтных ситуациях, до убийств доходящие. Это мы. Раз подвозил меня профи и говорил: «Что мне эта Англия? Жил я там. Больше чем полгода не могу, нельзя там жить. На дорогах полная херня: столкнулись – выходят, улыбаются, как ни в чем не бывало, расшаркиваются: «Сорри, плиз, гуд лак». Изнемог я там. А у нас, как приехал, только из аэропорта на такси в город выехал, таксист лихой, по встречке погнал, а на него из окна кто-то: «Ах, ты…сука! Сейчас…дам!» Я скорее – м-му-м-му: поцеловать готов был его - вот она родина, родная моя, водилы, мужики родные вы мои, больше уж никуда не поеду.

В маршрутке в три раза дешевле, но тоже лихачат бывает. Когда давки нет, я вперед стремлюсь сесть. Но и тут ад. Водители курят, хотя в правилах написано, что они не имеют на это права. Я читало. А курят на ходу. Сукины дети. Не терплю этот запах. Вонь. Сказать неловко. Раз сказало: «Не курите – аллергия у меня». «Идите пешком» - послал водила. Вот и комфорт и качество обслуживания. Да еще в маршрутках никто не берет билетов. Дармоедам и хамам этим прибыль делают. «Почему, - раз я спросило женщину, которая сама разговорилась со мной о рыночных делах, - почему не берешь билетик?» «А потому, - ответила янтарная попутчица – в ушах, на груди, на пальцах – янтарь, - потому что, чем больше соберут налогов, тем больше своруют и тем меньше достанется народу». Вот, бна, и народная русская мудрость. Еще терпеть не могу маршрутки, потому что все говорят: «Остановите на остановке». Названия-то меняют, и никто уже не знает, как остановки называются. К неправильному словоупотреблению, к тавтологии народ пристращают. Я всегда старалось убежать от этого и просило: «Остановите у зеленой рекламы». Водитель часто: «Че?» Я: «У рекламы зеленой остановите». А он: «Не останови – а остановите». А я: «Я и говорю: остановите». Недопонимание, короче. Сплошное.

Привозят на Бирюлево-товарную, дальше п ереходом к пригородным поездам идти. Туберкулезохранилище. Свекла, редька, сельдерей, а там кто-нибудь в углу мочится, а здесь валяются, да подойдут три рубля попросят, на ногу наступят. Темнота, лужи, храп. Чертей только не видно. Для непрозревших, конечно. Я-то видело их. Их тут пруд. Бери и пруди. Но я бежало к кассе, брало билет и сигало скорей в электричку.

Дальше электричкой до Павелецкой. Эта антиноева ковчежня почему-то вызывает у меня библейские ассоциации, хотя поезд – просто железка на колесах. Я уж больше трех лет на ней проработало - знаю. А может, это библейское возникает потому, что я видело, как паломники, стремясь не нарушить пеший образ путешествия, все ходят из одного конца электрички в другой и молятся по книжечкам. Вдобавок здесь собираются все, и кого гнал и кого воодушевлял Христос. Торговцы дребеденью, распространители нечистоплотных газет. Один все длинный с мятым лицом ходит: «Маасковский… комсомоолец! Завтреешний…номер!» Коме желтушных изданий, правда, носят и христианские книги. Это одинокие монашки, просящие милостыню на монастыри, и миряне, поборники Христа. Здесь же бродит бородатое чудо – впереди - дед мороз, сзади - снегурочка, продает хлопушки и бенгальские огни, тут же демонстрируя их безотказность. Носки, бритвы, календари, вертолеты для детей, стеклорезы, ножи и будильники – здесь есть все. И, конечно, еда. Кока-кола-пиво, мороженое, сосиски в тесте, сладкие петушки. Здесь сосуществуют пепсикольные отморозки и серьезные бритые парни, уступающие места пожилым и гоняющие всякое несоответствие славянотипу. Я уж точно ни к расистам, ни к скинхедам не относилось – если бы они узнали, что я за уродство, замочили бы не в последнюю очередь. Но я их за что-то уважало, это люди, сопереживающие за свою землю и свой народ. Может, не все, не поголовно, но все же много там высокоосознающих. Да что я, ведь я видело азербайджанца-бандюка, который тоже с большим уважением о русских нацистах говорил. По-моему, он был какой-то укуренный или уколотый – он нес вроде и чушь, а вроде и нет. Сидел на автобусной остановке и читал себе внутрь будто лекцию: « Лично я всегда знал, что это случится. Будущее, то есть смерть, и прошлое, то есть предрождество, встретились, чтобы скорректировать отношение к настоящему, то есть к жизни.

Скинхеды ведь по-своему правы, убивая нас, негров и чурок. Мы пришли в их страну, учимся чуть не бесплатно, трахаем их девочек и мальчиков, живем лучше, чем они сами. А порой как нахально мы ведем себя в России?

Таким образом, убийство таких как мы - это чисто человеческая плата». Такого типа полубред был. Вроде, он представлял себя жертвой национальных разборок, проговорился про свои «рыночные» дела и национальную принадлежность. Я быстренько перестало ждать автобус и слиняло подальше, чтобы ехать домой уже на такси.

1
2
3