 |
→ |
НОЧНАЯ ЖИЗНЬ ЛЮСИНОГО ДВОРА | ©
Елена Романенко
Люсе не спалось. Был уже второй час ночи, и хотя завтра, слава Богу, выходной,
но все равно, надо бы уснуть как можно раньше. На субботу у нее было много планов:
постирать, уборку провернуть, по магазинам побегать. Да еще тесто поставить;
вечером подруга в гости придет, давно хотелось ее своей стряпней угостить, да
все как-то руки не доходили.
В общем, уснуть сейчас совсем бы не помешало, да что-то не получалось. «Может,
луна виновата?» — подумала Люся. Говорят, полнолуние по-особому действует на
женщин, а сегодня луна во всей красе, вон как комнату освещает, читать можно
при таком свете.
При мысли о чтении сон совсем прошел — Люсина знакомая Аня давала почитать книгу,
сегодня надо было ее вернуть, а Люся еще не дочитала и совсем забыла об этом.
Стали мучить угрызения совести. Попыталась успокоить себя тем, что у нее, у Люси,
тоже часто книги берут и не возвращают вовремя. Но это не помогло, досада на
себя стала еще больше, так как она вспомнила то раздражение, которое испытывала
в таких случаях.
«Вот и Аня, тоже, наверное, сейчас не спит, злится на меня. Ладно, завтра позвоню,
объясню, что не дочитала, — придя к такому выводу, Люся слегка утешилась, — Может
сейчас почитать? Нет, тогда вообще до утра не засну».
Люсин дом стоял во дворе, и каждый звук, отраженный эхом, доносился очень отчетливо.
Вот опять хлопнула дверь какого-то подъезда, кто-то прошел под балконом, цокая
каблучками по асфальту. Дико заверещала автомобильная сигнализация, потом ее
отключили, сели в машину и выехали со двора. «Черт побери этих автомобилистов!
По сто раз на дню всю эту сигнальную какофонию приходится выслушивать», — сердито
подумала Люся.
У кого-то заиграла музыка. Сколько Люся себя здесь помнила, музыка у кого-нибудь
да играла. Разве что только в редкий ненастный будний день перед самым рассветом
стихала.
Музыки на сегодня Люся уже обслушалась. Благодаря соседям сбоку. Вообще-то на
них грех жаловаться — редко гуляют. Орут только каждый день сильно. То друг на
друга, то на детей. А когда родителей дома нет, то тот ребенок, что старше, орет
на младшего. Преемственность поколений.
Музыкальные пристрастия у соседей были довольно таки однообразными. На все свои
праздники они включали исключительно «Золотое кольцо». (Люся подобный жанр воспринимала
как псевдорусскую народную музыку). Они дружно подпевали, иногда пели те же самые
песни и без музыки, время от времени танцевали. В такие моменты от топота, визга
и шума Люся не знала куда деться.
Вот и сегодня, например, хотела лечь пораньше. И легла. Но это неожиданно не
совпало с планами соседей. Именно на сегодня у них оказалось намечено одно из
больших гуляний. Собрались к восьми вечера, разошлись к часу ночи.
Вроде бы, чего в этом плохого: люди отдыхают, веселятся, танцуют, песни даже
поют, а вот у Люси это вызывало острое неприятие. Может потому, что там чаще
всего собирались одни бабы, а Люся с детства избегала чисто женских коллективов
и сборищ, воспринимая их как нечто ущербное. И радость у женщин в таких толпах
была какая-то не естественная. А может это она сама, Люся, не совсем нормальная,
раз не умеет веселиться с женщинами? Люся этого не знала, но соседский праздник
был ей в корне чужд.
Вообще-то там были не одни бабы, присутствовал и Сосед, муж хозяйки, похожий
на бешеного вепря мужик, этакий сгусток злобной энергии. Но у него был почему-то
совсем не подходящий для такой внешности голос — очень высокий, женский какой-то,
и в толпе женщин его было не различить.
У соседей был открыт балкон, видно, стало жарко от спиртного и танцев. Люся же
всегда, почти до снега, спала с открытой балконной дверью. А так как квартиры
располагались по соседству, то Люсе, к сожалению, было чересчур хорошо слышно
все происходящее. А закроешь балкон — сразу станет непривычно душно, да и стены
тонкие; музыка, топот и крики все равно будут слышны.
Натанцевавшись, соседи и их гости стали беседовать. Бабы, изображая из себя девочек-школьниц,
отвратительно хихикали над любым словом единственного в их кругу мужика, безудержно
льстили ему, отчего он еще более дурнел характером, начинал привередничать, долго
ломался, когда его упрашивали съесть еще кусочек. Люсе все это было невыносимо
противно.
Потом бабы принялись перемывать косточки отсутствующим. Особенно нападали на
некую Ольгу — и такая она и сякая, и ленивая, и уродина, и жадина (даром, что
богачка) и зазнайка. «А в глаза-то, небось, улыбаются, в рот смотрят», — со злостью
подумала Люся.
Еще в этой компании была какая-то женщина, которая время от времени, на протяжении
всего вечера, сильно взвизгивала. Создавалось впечатление, что ее кто-то постоянно
(и всегда неожиданно) хватает за бока. Визг этот сильно бил по нервам. В конце
концов, Люся поняла, что у женщины просто такая необычная манера смеяться. А
может, у нее так получалось от избытка чувств.
Наконец соседи успокоились, а Люся стала настраиваться на сон. Поначалу когда
Люся сюда только переехала, она совсем не могла спать из-за дворовой акустики.
Да еще район оказался «веселый», — в любой день, (точнее — в любую ночь) и при
любой погоде проходящие мимо компании горланили песни. Чаще русские народные
и застольные (типа «Шумел камыш»), как их теперь называли. Компаний за ночь бывало
не меньше трех, а в праздники и выходные так вообще — не успевали уйти одни,
уже доносились нестройные песнопения других. Вот и сейчас мимо шли два товарища,
один из которых упорно пытался спеть что-то невнятное, а второй матом и просто
словами объяснял другу, что они идут не туда. Где-то далеко завизжала девчонка,
ей ответил пьяный выкрик мужчины.
Время от времени слышался смачный звон разбитого стекла. Кто-то опять гуляет
и, чтобы не ходить далеко, кидает пустые бутылки за окно, с балкона или в форточку.
Здесь почему-то существовал такой дурацкий обычай. Люсю это сначала сильно бесило.
А вдруг собака лапу порежет или кошка? Или ребенок маленький упадет на осколки?
Но, несмотря на эмоции, переполнявшие Люсю по этому поводу, бутылки продолжали
падать. «Если все будет идти такими темпами, то лет через пять из-под стекла
земли не будет видно» — подумала Люся. «А если бы дворники не убирали, то и за
месяц этого можно было добиться» — пришла мысль вдогонку очередной грохнувшейся
бутылке.
Во дворе появилась новая компания, медленно продвигающаяся по дороге возле дома.
Мужская половина методично кого-то пинала (слышались молчаливые звуки борьбы;
возможно, они мутузили друг друга), женская кричала. Одна из девушек истерично
уговаривала своего пойти домой, вторая с пьяной ненавистью убеждала:
— Ты позоришь нас, понятно? На хрена ты нас позоришь?
Не понятно было, к кому она обращается — к дерущимся или к своей подруге. Мужчины
не отвечали, только иногда матерились (впрочем, как и слабый пол).
Через пять минут та, которую позорили, разревелась. Ревела она минут десять.
Еще через пять минут выяснилась причина:
— Ты мне ноготь сломал, гад!
Компания в итоге удалилась, и во дворе вроде все затихло. Мысли и угрызения совести
тоже больше не беспокоили, и Люся поверила, что теперь-то точно уснет.
В этот момент внизу на всю мощь врубили музыку, раздались пьяные, еще почти детские
голоса. Такое бывало часто. Насколько Люся успела понять, под ней жил подросток
с вечно отсутствующими по ночам родителями, чем он и пользовался, собирая у себя
друзей. Они все время крутили Шуфутинского, и Люся морщилась: «Такой вкус, да
и молодые вроде, зачем им это?» Сейчас ее это тоже не очень обрадовало. Раньше
и к Шуфутинскому и к излюбленному другими соседями «Золотому кольцу» Люся относилась
нормально, то есть никак. Теперь же, когда ей приходилось слушать их насильно,
Люся прямо таки возненавидела ни в чем не повинных певцов. Больше всего ее раздражало,
что слушает она все это против своей воли. Впрочем, по своей воле она бы этого
никогда слушать не стала.
Подростки внизу теперь наслаждались очередным своим хитом «Третье сентября».
Эту песню пел уже не Шуфутинский, но для Люси было все едино — не уснуть.
Когда подростки снизу тоже, наконец, утихомирились, Люся посмотрела на часы:
— «Господи, четвертый час уже! Завтра одно из двух — или не высплюсь, но все
сделаю, что хотела, или высплюсь и ничего не сделаю. Но, скорее всего, будет
ни то и ни другое, а гораздо худшее — и не высплюсь толком, даже если позволю
себе долго в постели валяться и сделать ничего не сделаю, буду как вареная весь
день ходить».
Люся твердо решила заснуть и повернулась на правый бок. Она уже почти начала
видеть сон, когда какой-то звук пробудил ее сознание. «Что это? — Попыталась
понять Люся. — Да это же где-то на улице котенок пищит», — дошло до нее наконец.
Сон прошел, как будто ее подняли по тревоге.
Котенок все не умолкал.
«Маленький, наверное. Ничейный, скорее всего. Мамку потерял и вылез из подвала,
ищет, — думала она с жалостью, — А вдруг его выкинули? Голодный совсем. На улице
холодно уже по ночам, октябрь — не май. Замерзнет за ночь, и утром дворники выкинут
его маленькое тельце в ящик с мусором».
При мысли об этом Люся вскочила (хотя очень не хотелось покидать теплую постель),
накинула халат и вышла на балкон.
Где-то во дворе хлопнула подъездная дверь; кто-то вышел на улицу. Дворовое эхо
гулко отзывалось каждому шагу по асфальту.
Котенок замолчал.
Зябко кутаясь в халат, Люся напряженно вслушивалась в ночь, чтобы, когда котенок
снова запищит, уловить примерное направление, где его искать. Одновременно Люся
решала еще две проблемы: переодеваться ли ей или так и идти в халате, и что взять
из еды, чтобы покормить котенка.
Замолчавший было котенок замяукал снова. Человек, вышедший из подъезда, замедлил
шаги. Он шел примерно в ту же сторону, откуда раздавался писк.
Люся уже собралась уходить с балкона, решив, что откроет банку тушенки (больше
в доме ничего мясного не было) и возьмет молока, как вдруг услышала голос того
человека с улицы. Голос оказался мужским.
— Кыс-кыс-кыс! Кисонька, иди сюда, маленькая, не бойся! Я тебя колбаской покормлю,
не бойся, кс-кс-кс!
Услышав это, Люся почувствовала себя необычайно счастливой. Она ощутила огромную
благодарность и даже какую-то нежность к этому незнакомому человеку за его заботу
о несчастном существе. Приятно знать, что еще у кого-то во дворе доброе сердце.
Еще кто-то не может спокойно спать, слыша жалобный писк котенка.
К тому времени котенок затих. Мужчина, видимо, уже нашел его. Взяв котенка на
руки, он пошел к своему подъезду. Все это время он продолжал едва слышно разговаривать
с котенком. Когда мужчина проходил под Люсиным балконом, Люся нечаянно подслушала,
о чем он говорил.
— Маленький, совсем маленький кисенок. И совсем замерз. Лапки какие холодные!
Ну ничего, сейчас придем домой, согреешься. Теперь у тебя будет свой дом, — Мужчина
помолчал чуть-чуть и добавил: — Теперь у тебя всё будет хорошо.
Голос мужчины все удалялся, пока, наконец, снова не заскрипела подъездная дверь.
После того, как она захлопнулась, Люся вышла с балкона, сладко потянулась и с
необычайно приятным ощущением полного счастья юркнула в постель. Она чувствовала,
что сейчас быстро заснет, и была этому рада.
Люся теперь точно знала, что всё обязательно будет очень хорошо. |
1
|
