 |
→ |
КТО ТАМ ИДЁТ? | ©
Станислав Фурта
Что нам поэтов свободы лишать – погибать как
угодно!
Против воли поэта спасти – всё равно, что убийство!
С ним ведь это не в первый уж раз! И поверь – человеком
Всё он не будет…
…Прищурив левый глаз, он повторял про себя эти стихи Горация. Он видел,
как красновато блеснуло предзакатное солнце на зеркальной поверхности
поднимающегося ствола. Довершить последнюю строчку не дал рванувшийся
на свободу сноп огня.
…Поначалу боли не было. Поначалу он почувствовал лишь тычок в живот, заставивший
его покачнуться и выронить пистолет. Он решил даже, что просто вздрогнул
от грохота выстрела и удивился, когда маячившая в десяти шагах фигура
в мундире Кавалергардского полка накренилась и стала медленно переворачиваться
вверх ногами. Лишь упав на заиндевевшую шинель Данзаса, он ощутил впившуюся
в живот пулю. И тут он понял, что умрёт. Он, Пушкин, умрёт… Но не мог
же он доставить этому мерзавцу удовольствие и умереть вот так, беспомощно
скрючившись в снегу. Пушкин видел, как побежали к нему секунданты, как
и Дантес также рванулся в его сторону. “Жаль, что я не вижу его глаз,
но для того, чтобы пристрелить человека, этого вроде и не требуется...”
- эта мысль заставила его, превозмогая боль, приподняться на левой руке.
“Господи, как же жжёт...”
- Погодите... Мне кажется, что я могу ещё выстрелить, - Пушкин поднял
пистолет, но тут же с досадой отбросил его в сторону - дуло было забито
снегом.
Он сделал знак правой рукой, и Данзас вложил в неё запасной пистолет.
Целясь в грудь Дантесу, он ещё раз пожалел о том, что не видит его глаз.
“Я, приятель, обязательно прихвачу тебя с собой. Вот увидишь...” Он был
неплохим стрелком, и прогремевший выстрел смёл высокую фигуру в мундире.
- Браво! – воскликнул Пушкин и, отбросив пистолет в сторону, упал лицом
в снег.
«Браво…» – ещё раз тихо произнёс он про себя. И почти одновременно с этим
своим внутренним «браво» Пушкин услышал идущий откуда-то сверху хохот.
И глаза... Он увидел те самые немигающие глаза, жёлтые, с чёрной прорезью
вместо зрачка и красные по краям, будто обмакнутые в кровь. Они прятались
где-то в ветвях застывших деревьев у Комендантской дачи.
- Глупец! Это же не я... Ну где тебе свести со мной счёты, дурачок, -
проскрежетал сверху металлический голос, - Этот малый всего лишь орудие
в чужих руках. А ты, великий гуманист, возможно, загубил невинную душу.
- Невинную? Иди к дьяволу!
- А я, возможно, и есть дьявол, - спокойно отпарировал голос, - Зло, милостивый
государь, абстрактно, но становится вполне конкретным, когда нужно погубить
добро. Для этой высокой цели оно воплощается в вещах и людях. В твоём
случае я воплощён в человеке. Человек в некотором роде тоже вещь, и является
предметом одушевлённым лишь постольку поскольку... И потому зло вовсе
не обязано осознавать, что оно зло. Вообще-то, я употребляю такие явно
неуместные термины как «зло» и «добро» исключительно для тебя, чтоб понятнее
было. Всё в мире относительно. Вот кто сказал, что убить тебя – зло? Может
просто настало время тебя убрать, как конский навоз с мостовой. Ты совершенно
напрасно смеялся над Любомудрами. Они, пожалуй, научили бы тебя мыслить
философски.
- А ты резонёр...
- А ты меня раздражаешь, потому что фанфарон, стреляешь куда ни попадя
и отвлекаешь меня от более насущных дел. Ты всё равно скоро помрёшь, а
мне ещё предстоит с тобой куча отвратительнейшей возни.
- Кто ты?
- Позже узнаешь... В получении высшего знания и состоит подготовка к переходу
в мир бестелесного существования, - самодовольно прозвучал голос.
...Открыв глаза, Пушкин увидел склонившегося над ним маркиза Даршиака.
- Убит?
Тот отрицательно покачал головой.
- Ранен в руку и в грудь.
- Странно... - произнёс Пушкин со вздохом облегчения, - Я думал, что мне
доставит удовольствие его убить, но я чувствую теперь, что нет. Впрочем,
всё равно. Как только мы оба поправимся, начнём всё сызнова.
Когда секунданты подхватили его, он впал в забытьё. И снова к нему пришёл
тот странный человек. На сей раз он молчал, и лишь смотрел на него остановившимися
глазами. Сквозь пелену горячечного бреда Пушкин пытался вспомнить, когда
тот в первый раз явился ему. Ну да, это случилось около двух лет назад,
незадолго до того, как Дантес в первый раз на балу пригласил на мазурку
Натали. Пушкин заснул тогда у себя в кабинете. Сон был тяжёлый, суетный.
Всплывало то участливо укоризненное лицо ростовщицы Шишкиной, то вдруг
грезился ему гнусный Фаддей Булгарин в обличье лекаря, державший в руке
грязную банку, наполненную навозными мухами.
- Извольте пчёлок, Ваше сиятельство, очень помогает от анемии.
Во сне Пушкин замахал на него руками, и он исчез. Вместо него явилась
статная фигура императора, танцующая кадриль с Натали. Николай I нежно
обнимал её за талию и шептал на ухо:
- Сударыня, Вы имеете огромное влияние на своего мужа. Объясните ему,
что камер-юнкерский мундир обязывает... к сдержанности в личной корреспонденции.
Натали безмолвно кружилась, наклонив античную головку, повинуясь чётким
движениям царя. Они протанцевали вглубь комнаты и исчезли. Их сменил милейший
генерал-адъютант Александр Христофорович.
- Их императорское величество в ответ на Ваше покорнейшее прошение об
отставке просили передать Вам сухой абшид.
Бенкендорф сделал несколько па и превратился в тёщу, Наталию Ивановну.
- Именьице-то профукал, господин сочинитель.
Она ловко подскочила к нему и закатила звонкую оплеуху, как била когда-то
дочерей Александрин, Ташу и Коко.
От этой затрещины Пушкин проснулся. На лбу выступил холодный пот. Было
темно, на столе мерцал лишь свечной огарок, и он не сразу заметил в углу
сгорбленную закутанную в чёрный плащ фигуру. Он не мог разобрать ни её
очертаний, ни тем более лица. Тем более странно, что он сразу узрел эти
нечеловеческие глаза с красноватой паволокой, которые, как будто существуя
отдельно от тела, приближались к нему.
- Кто вы?
- Наши отношения, милостивый государь, предполагают более доверительный
стиль общения. Давай-ка на ты, господин коллежский секретарь, - голос
незнакомца был певуч, но отдавал металлом.
Позже Пушкин думал, что если бы тогда, в тот момент он отказался бы от
этой фамильярности, проклятый незнакомец исчез бы и никогда не посмел
более явиться. Но пересохший язык выдавил против воли:
- Ну что ж, давай. Кто ты?
- Миссия моя, друг мой любезный Александр Сергеич, деликатна. Скоро тебе
того... И я в этом буду проводником.
- Ты моя смерть?
Пушкин не мог видеть лица незнакомца, но был уверен, что тот поморщился.
- Ну нет... Это слишком просто. И потом не время. Я, скорее, твоя судьба.
- Ты человек?
- Пожалуй что да. Да, - повторил незнакомец утвердительно.
- Так ты пришёл, чтобы убить меня?
- Угу, - прозвучало в ответ.
- Ты тот самый человек?
- О котором тебе говорила гадалка Кирхгоф? Ты слишком любопытен. Твоё
любопытство лишает нашу пьесу интриги. Да, я воплощён в человеке, который
будет причиной твоей смерти. Увы, преждевременной. Хотя всё на этом свете
происходит лишь тогда, когда наступает черёд. Фигуры на доске давно расставлены,
мой друг, и партия наша находится в стадии эндшпиля.
- Если ты собираешься убить меня на дуэли, знай, что это будет нелегко.
- А вот тут ты ошибаешься.
- Ну и как же ты намерен это сделать?
- А вот так, - сказал незнакомец и задул свечу.
…Он не пришёл в себя, ни когда его несли, ни когда усаживали в сани. Он
очнулся лишь у Комендантской дачи около присланной за ними кареты.
- Чья это карета, Данзас? - спросил Пушкин.
Тот промолчал. Перед Пушкиным всплыло надменное лицо барона Геккерна.
Он понял, что карету прислал именно Геккерн, гнусная каналья Геккерн,
от неё так и несло его противными надушенными бакенбардами. Но боль отняла
у него силы к сопротивлению, и он позволил уложить себя на подушках. Данзас
сел рядом.
- Уж не ранен ли я, как Щербачёв? А, брат мой Константин Карлович? - вспомнил
Пушкин один из нашумевших поединков известного дуэлянта Дорохова, когда
тот смертельно ранил в живот офицера Щербачёва.
- Именно так. Именно так ты и ранен, Александр Сергеич, - снова послышался
металлический голос.
- Да отстань ты!
- Что, больно? - голос прозвучал на этот раз даже с некоторым сочувствием,
- Ну всё, всё. Отдохни пока. Пока...
- Где ты? Я не вижу тебя.
- А не надо тебе меня видеть. Покажусь, когда сам захочу.
|
