 |
→ |
"О" | ©
Станислав Фурта
Кончилось наше с ним сожительство довольно внезапно. Однажды впервые
за долгое время мне дали выходной, а Мураш отправился на работу. Я корпел
над вычислением тройных интегралов. Мураш неожиданно вернулся к обеду.
Он безвольно плюхнулся на койку. Губы его тряслись. Поздоровавшись, я
снова погрузился в задачу. Если захочет – сам расскажет, что случилось.
- Скажите, это не вы? – спросил он меня.
- Что это?
- Это не вы донесли на меня?
- О чём? – я совершенно искренне был удивлён.
- Понимаете, они меня вычислили. Они узнали, кто я… Внизу стоит машина.
Мне дали полчаса, чтобы собрать вещи. Меня переводят в закрытый институт.
Боже, как они узнали? Как они смогли меня найти? Теперь меня точно расстреляют.
- Успокойтесь. При желании найти вас не составляло никакого труда. Фамилия
у вас запоминающаяся. Вам следовало бы потерять паспорт и справку о реабилитации
и только после этого вынырнуть в своей деревне, назвавшись, например,
Иваном Титькиным. Или на худой конец жениться на какой-нибудь доярке и
взять её фамилию.
- Да-да. Вы правы. Но теперь поздно. Вы верите в судьбу? Я чувствую, что
не доживу до конца войны. Меня расстреляют.
Мне надоел его скулёж:
- В судьбу я не верю. Вернее, просто не понимаю, о чём вы говорите. Прекратите
ныть, как баба. Не делайте ошибок в формулах и останетесь живы.
Он опешил от моих слов, но, как ни странно, именно эти слова заставили
его взять себя в руки.
- Послушайте, Б. Вы молоды и жестоки. Талантливы и жестоки. Очень талантливы
и очень жестоки. Первое – прекрасно, второе – омерзительно. Отчасти талант
извиняет многое, но лишь отчасти. Но, слава Богу, вы молоды. Может быть,
со временем, ваш талант вытеснит жестокость. Как там у нашего великого
поэта, помните? Гений и злодейство…
Я промолчал.
- Я оставляю вам свои книги. Вам они могут пригодиться. А мне вряд ли.
Говорят, ТАМ неплохая библиотека. Жаль всё-таки, что я не успел научить
вас большему. Да ничего, доучитесь сами. Если разберёте самостоятельно
хотя бы пару глав из ван дер Вардена, значит, вы гений.
Он собрал свои нехитрые пожитки за десять минут и сел на кровать, вперившись
взглядом в оклеенную старыми газетами стену. Когда за окном раздался нетерпеливый
автомобильный гудок, он встал и не попрощавшись закрыл за собой дверь.
Я никогда его больше не видел и долгое время ничего не знал о его судьбе.
Лишь спустя добрых полтора десятка лет после окончания войны я смог навести
о нём справки. Мураш оказался провидцем лишь наполовину. До Победы он
действительно не дожил. Однако, его не расстреляли, как он полагал. Профессор
Мураш умер от сердечного приступа. Думаю, что после того, как обнаружил
ошибку в каких-нибудь своих расчётах.
Право, мне было жаль, что он уехал. Я действительно многому научился у
него и мог бы продолжать учиться. Но с другой стороны, я не слишком горевал.
После того, как Мураш освободил койку, у меня появилась возможность привести
в дом женщину. К тому времени я уже был знаком с Мартой Х.
Я встретил её во время одной из своих редких прогулок на толкучку. Она
сильно выделялась из орущей, пахнущей чесноком и самогоном толпы торговцев,
пытающихся сбыть свой нехитрый товар. Марта Х. стояла в самом конце торгового
ряда. Она была одета в тяжёлое драповое пальто явно с чужого плеча и до
самых глаз замотана в пуховый платок. Перед ней на перевёрнутом ящике
стояли тонкой работы старинные настольные часы. В них в общем-то не было
ничего особенного, мне уже приходилось видеть нечто подобное: корпус в
форме часовенки, циферблат с неудобочитаемой римской цифирью, ажурные
чёрные стрелки, четыре бронзовые колонны по углам, увитые бронзовым же
плющом, массивный постамент из чёрного камня. Моё внимание привлекла венчающая
часы сверкающая на солнце фигура. Это была не какая-нибудь античная богиня
плодородия с отвислым задом и не толстощёкий купидон, сжимающий в пухлых
ладошках лук и стрелы. То был ангел с раскрытыми крыльями и вскинутой
вверх трубой. Фигура ангела была напрочь лишена обычной для таких предметов
тяжеловатой округлости завитков. Она будто бы состояла из прямолинейных
отрезков солнечных лучей и была устремлена куда-то даже не вверх, а вовне,
в некое потустороннее пространство, скрытое безыскусно намалёванной декорацией,
изображавшей и этот заиндевевший город, и Марту Х. в драповом пальто с
чужого плеча, да и меня самого, тупо созерцавшего фигуру ангела. Ангел
поднёс к бронзовым губам трубу, дабы воззвать ко всем нарисованным на
этом требующем немедленной реставрации холсте тварям. Я огляделся по сторонам
– на спустившегося с небес ангела никто не обращал никакого внимания…
Эти часы – единственная память, оставшаяся у меня от Марты Х. Они стоят
на моём письменном столе. Я отрываюсь от своих записок и смотрю на ангела.
Его фигура больше не блестит. Я давно его не чистил, и бронза потускнела.
А может быть, на него просто не падает солнце. Я рассматриваю его немую
трубу и хочу спросить, о чём же он хотел мне поведать тогда, во время
войны, в том неуютном вымерзшем городе. Ангел молчит…
- Вы продаёте эту вещь? – спросил я Марту Х.
- Да, - ответила она, из-за пухового платка её голос был еле слышен.
- Что вы хотите за неё?
- Я хотела бы получить какие-нибудь продукты: картофель, крупу, растительное
масло.
- Вы давно здесь стоите?
- Второй день.
- Послушайте меня, пожалуйста. Я вернусь через час и принесу вам то, что
вы просите. Я прошу вас на всякий случай никому не отдавать часы до моего
возвращения. Вы меня слышите?
Марта Х. покачала головой в знак согласия так вяло, что мне показалось,
что она вот-вот рухнет наземь.
На сей раз я толкнул вещицу покрупнее. Я оказался рядом с Мартой Х. даже
менее, чем через час, везя на прикупленных по случаю детских салазках
мешок картошки, два пакета пшена, три бутылки масла, два шмата сала и
банку селёдки. Она остолбенело смотрела на все эти сокровища, обладательницей
которых нежданно-негаданно стала. Потом подняла на меня блеклые серые
глаза и произнесла:
- Я не знаю, как всё это дотащить до дома.
- Я могу одолжить вам санки.
Поблагодарив меня, она дёрнула за верёвку, привязанную к салазкам, и бутылки
с маслом тут же попадали в снег.
- Надо осторожно тянуть, медленно, вот так, - вернув бутылки на место,
я показал ей, как надо везти санки.
Марта Х. беспомощно развела руками. Я усмехнулся.
- Хорошо, я провожу вас до дома.
Она жила где-то на окраине города, в просторной избе, в которую набилось
изрядное количество одиноких беженок со всех концов страны. По дороге
я узнал, что зовут её Марта Х., что родом она откуда-то из тех новых западных
республик, присоединённых перед самой войной, что по иронии судьбы она
бывшая школьная учительница математики, что все учительские места в городских
школах заняты, что пока она работает библиотекарем, и что ей и ей подобным
в этом городе выдают лишь иждивенческие карточки. В тот раз я о ней больше
ничего не узнал. Как и я, Марта Х. была не слишком многословна.
Мы остановились около её дома. Я держал в руке верёвку, Марта Х. стояла
в обнимку с часами. Она протянула часы мне и принялась разгружать санки.
А я вдруг подумал, что мне собственно некуда их поставить в моей конуре,
поскольку единственное подходящее для часов и ангела место – на столе,
который прочно занял под свои ночные бдения Мураш. Тогда я сказал ей:
- Знаете, я живу в стеснённых условиях, так что если вы не возражаете,
то пусть часы пока останутся у вас. До лучших времён.
Я повернулся и пошёл прочь, оставив Марту Х. и с часами, и с продуктами,
и даже с салазками. Она крикнула мне вслед изо всех сил, но так тихо,
что я еле услышал:
- Приходите пить чай.
Я приходил к ней несколько раз, и мы сидели за круглым столом посреди
комнаты и молча пили чай под прицельными взглядами соседок. Я вдруг понял,
что война изменила мой статус – я стал видным мужчиной. Каждая из этих
изголодавшихся баб хотела меня в любом качестве, хоть на какое время.
Несмотря на то, что среди них попадались отнюдь не дурнушки, флирт с компаньонками
Марты Х. меня не воодушевлял.
После того, как автомобиль с нетерпеливым клаксоном увёз Мураша навстречу
его судьбе, я сделал Марте Х. предложение. Она приняла его без принятого
в таких случаях жеманства и переехала ко мне сразу же, как я согласовал
вопрос с комендантом общежития. Марта Х. была старше меня почти на десять
лет, но я оказался её первым мужчиной. Не знаю, как уж так могло случиться.
Она не была дурна собой, а по-своему даже миловидна. Кожа её отличалась
бледностью, как и Валькина, но в коже Марты Х. не чувствовалось той привычной
мне скрытой похоти. Она была блондинкой и свои отнюдь не густые прямые
волосы собирала сзади в пучок. Губы у неё были не пухлыми, но и не тонкими,
и цвет их мало отличался от цвета всей кожи, так что издали улыбка или
гримаса боли на её лице были неразличимы. Глаза у Марты Х. были светло-серого
цвета и под покровом выцветших ресниц могли показаться невыразительными,
но если смотреть в них не отрываясь хотя бы несколько секунд, то возникало
ощущение, что она видит тебя насквозь. Она была стройна, можно сказать,
худа, грудь, как таковая, у неё почти отсутствовала, и лишь несколько
раздававшиеся бёдра выдавали фигуру женщины. Весь её облик излучал покой
и тишину. Это, пожалуй, всё же не совсем то, что притягивает мужчин, как
магнит, но и не то, чем мужчинам следовало бы пренебрегать. Для меня Марта
Х. обладала одним неоценимым качеством, которое я вряд ли бы нашёл в какой-нибудь
другой женщине. Она была… и в тоже время её не было. Она существовала
ровно в тех ипостасях, в которых я в ней нуждался.
|
1
2
3
4
5
6
7
↑
8
↓
9
10
11
12
13
14
15
16
17
18 |
