Архивная версия / archive version:

Проект «Лекции» переехал на сайт www.cih.ru
This project was moved to the www.cih.ru

данная версия не обновляется и может быть недоступной через некоторое время

^{см. также: СНиПы | Архитектура | Бионика | Новости | Строительство}

Вы можете найти необходимую информацию на сайте cih.ru / You can find the necessary information on the cih.ru website:

2.1.2.3. Экзистенциальный хронотоп

При рассмотрении исторического хронотопа мы отчасти уже касались экзистенциального хронотопа, анализируя характеристики внутреннего, духовного мира представителей полярных социальных пластов. В данном параграфе мы рассмотрим действие карнавальной логики увенчания-развенчания в экзистенциальном хронотопе, прежде всего, героев, представляющих выделенные нами выше культурно-исторические формы сознания.

Наиболее последовательно данная логика реализуется в экзистенциальном хронотопе героя Жени Васяева, что находит отражение даже в названиях глав романа, посвященных судьбе этого героя: “Триумф Женьки Васяева, год 1949” и “Крах Женьки Васяева, год 1950”. Если в экзистенциальных хронотопах Виктора Щеглова и Саши Краснова данная логика действует опосредованно: через увенчание идеи (Саша Краснов) или страсти (Виктор Щеглов) и ее развенчание происходит самопознание героев; то в экзистенциальном хронотопе Жени Васяева сам герой является объектом увенчаний и развенчаний, ему в романе отводится роль “карнавального короля”.

Причем, в соответствии с выделенной средневековой, причащающей доминантой его сознания карнавальный обряд увенчания-развенчания реализуется в романе не только как внешний процесс всеобщих почитания и любви и, соответственно, ненависти лагерного социума к Жене Васяеву, но и как внутренний, реализуемый именно в экзистенциальном хронотопе героя процесс причащения к некой высшей, сакральной действительности и отлучения от нее: “Всеми фибрами взволнованной души… то и дело ощущал… близость и приближение Бога, он избранник, ведь не сам он… а Бог, абсолютный и бесконечный, говорит его устами” (1; 1; 257); и соответственно: “гениальность кончилась… иссякла творческая воля” (Там же). Отметим здесь, что как любая идея-фикс, страсть, всецело охватывающая человека, “сакральная” реальность, открывшаяся Жене Васяеву, описывается Е. Федоровым как нечто мнимое, как результат “шизойдно-фатально-сомнительного дара” (Там же). Как подлинный, более экзистенциально-значимый опыт автор описывает момент развенчания героя, “бездонность его падения”, в которой герою открывается иная истина: “В глубине сердца нет нравственного закона, а лишь ничто и тьма безбожная, и Кант, и Соловьев, выводившие Бога из нравственности, должны были сделать вывод, что Его нет, а они этого не сказали из трусости или бесчестности, а возможно, не имели истинного обнаженного экзистенциального опыта” (1; 2; 96). И далее герой сам, перефразировав Ф. Ницше, резюмирует опыт своего развенчания, как опыт самопознания: “всем, чем я есть, я обязан своему падению” (Там же). Развенчание героя, отверженность и унижения, автор интерпретирует в духе карнавальной традиции как неизбежный и положительный опыт возвращения человека из мира фикций в реальность. По принципу подобной логики отречения от реальности и в сущности своей карнавального возвращения к реальности описывается и влюбленность Жени Васяева в девушку Риту, влюбленность настолько сильная, что она могла бы закончиться для героя самоубийством, если бы героя не арестовали и при приеме в тюрьму он не испытал бы психический шок, увидев кусачки, которые Женя Васяев интерпретировал как орудие пыток.

Путь отречения от реальности и возвращения в нее (по крайней мере, первую его составляющую) проходят практически все герои романа. Причем, отречение от реальности всегда интерпретируется Е. Федоровым как соблазн человеческого сознания. Примечательно в данном случае пародийное описание в романе того, как Женя Васяев, подражая Христу, изгоняющему бесов из человека, властно произносит: “Идея… пшла вон, как с гуся вода!” (1; 1; 251) и возвращает тем самым героя Борю Арбузова в действительность.

Главным условием возвращения в реальность ослепленного идеей или страстью человека в романе Е. Федоров “Бунт” является уже отмеченное в опыте Жени Васяева переживание человеком психического шока. Так, представитель нововременного сознания Саша Краснов, потерявший связь с действительность в стремлении отождествить реальный лагерь со своей утопической теорией лагеря как идеальной формы существования человека, освобождается от “сухоумного ослепления интеллектуальными утопиями” пережив потрясение при виде крови и обрубков пальцев “зэка-саморуба” (версия Виктора Щеглова) или от страсти к Ирене (версия Жени Васяева). Критикуя отречение от реальности, представитель античного сознания автор-повествователь Виктор Щеглов делится с читателем и собственным опытом пребывания в фантомном мире, в мифе, освобождения от него и моментального попадания в новый миф: поклонение В. Маяковскому и создание собственного мифа, по которому В. Маяковский является его родным отцом, женитьба с целью “выскочить из мифа”, попадание в орбиту тоталитарного, сталинского мифа, освобождение от мифа при аресте.